Автор: Сема
Дата: 12-04-03 10:28
http://megapolis.org/forum/viewtopic.php?t=11329&start=0&sid=247265f38ff5c6f1aca04c71f588f03c
Я вожу черную кипу в ближнем бардачке машины. Она очень часто нужна. Похороны, посещение шивы, 30 дней, год...
Столько уже памятников моих родных и друзей стоит на земле Израиля - много, очень много.
Все они умирали по-разному.
От болезни в своей постели – родители жены, на ногах от разрыва сердца - мой отец, от волн Средиземного моря – жена ближайшего друга, от пистолета грабителя – муж двоюродной сестры, от террориста на празднике Песах тетя с мужем...
Но всех этих погибших и умерших роднит одно - это были взрослые люди, имеющие детей, в основном, пенсионеры.
Их жалко, бесконечно жалко, но это жизнь - все мы уйдем, оставив после себя потомков. Црор ахаим.
Но похороны, на которых я был сегодня - другие похороны. Я, наверное, первый раз плакал. И плакали другие.
Потому, что, когда уходит 20-летний мальчик - это страшно.
Я Игоря Лифшица знаю с пеленок. Его семья - родители Вова и Фаина, дедушка и бабушка Стися и Фима - часть той огромной и дружной нашей мишпахи которая приехала в Израиль во второй половине 1989 года из Могилева.
Уже 26 лет я с этой мишпахой отмечаю все праздники и вместе ходим на кладбище. На всех свадьбах, на днях рождения мы пьем вместе. Вместе хороним близких. Всего месяц назад семья Лифшиц провожала с нами маму жены. Знали ли мы тогда...
Игорь родился , можно сказать, на моих глазах, на моих глазах рос. Был он очень маленького роста, кажется, ниже сверстников. В глазах всегда - любопытство. Не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь на него пожаловался. Поздний ребенок, он был в семье всеобщим любимцем. Единственный ребенок Вовы.
Когда они приехали в Израиль, первые дни поселились у нас. Игорю было 6 лет - маленький такой, с острыми глазками.
Как-то незаметно он переходил из класса в класс. Каждый раз я его спрашивал , в каком он классе, тут же забывал - не важно это, главное, чтобы ребенок рос здоровеньким и обласканным.
Какое-то время я его не видел и вдруг - он уже в форме. Как быстро растут чужие дети - он вдруг вырос красавцем, на голову выше меня, в коричневои берете Голани - фото с него надо для выставки делать. И мягкая , застенчивая улыбка.
Он был единственным сыном Вовы и мог бы не служить в боевых частях. Те, кто не живет в Израиле, не поймет ужаса родителей, к которым приходит единственный ребенок, вся надежда жизни и просит, умоляет, требует подписать согласие , чтобы сын служил в боевых частях. Без этой подписи его, единственного ребенка в семье армия имеет право послать только в тыловые части - джобниками, слово, недопустимо обидное в его среде.
Я не желаю никому из вас держать в руках такую бумагу под пристальным взглядосм выросшего ребенка.
Подписать - подвергнуть его смертельной опасности, обречь себя на три года сумасшествия, не подписать - выглядеть подлецом в глазах ребенка, выросшего патриотом своей страны, навсегда лишиться его доверия , и испортить ему будущую карьеру.
Подписать такой документ – страшная пытка.
Вова с Фаней подписали. Чего это им стоило – знают только они.
Игорю оставалось служить пол-года. Он прошел все горячие точки, какие только знает наша земля.
Кто-нибудь представляет, что чувствуют родители, когда дети в армии в опасных местах? Это не жизнь вообще, это одно непереходящее чувство страха от отьезда до приезда. Это панический ужас , когда ребенок не ответил по мобильному. Утром – как встал – сразу к приемнику, узнать новости, узнать что все тихо. А, если кого-нибудь убило в той стороне, то животный страх, пока не обьявят имя погибшего и стыд, что радуешься , что на этот раз пронесло и горе пришло в другую семью.
И жуткий, панический, до животного ужас перед пришедшими к тебе военными, раньше, чем они успели что-то сказать – слов уже не надо , все в Израиле знают, как приходят с траурной новостью, все, жизнь сломалась, она уже никогда не станет нормальной, боль не утихнет никогда, она будет мучить до самой смерти.
Когда Фаина увидела подходящих к ней военных, она закричала : - Нет, нет, нет, ничего не говорите, не надо, не говорите!!!!
Она потеряла созхнание и в таком состоянии ее, бесчувственную, принесли на стуле-носилках на похороны сына. Она очнулась только когда гроб поставили перед родными попрощаться. Она упала на гроб и начала рыдать во весь голос.
Как все участники этого непереносимого зрелища ненавидели в эти минуты корреспондентов, которые, как акулы перед едой, торопясь и расталкивая друг друга, спешно фотографировали обезумевшую от горя мать над гробом с бело-голубым флагом.
Если завтра в газетах этот снимок будет на первой странице, значит, редакторы газет – гады ползучие.
После похорон ее на носилках отнесли в скорую помощь.
Полное кладбище людей. Сотни. Горе на всех лицах. Много ребят и девушек в коричневых беретах. – какие же они все красивые. И страшно за них – они же в самых горячих точках, и все они чьи-то дети, и всех их с замиранием сердца ждут дома.
Даже странно. У нас здесь тихо. Полный мир, покой. А там, у них, идет война каждый день. И завтра они вернутся из этого теплого мира в ту войну.
И отец Игоря – Вова. Невыносимая мука на лице, сразу постаревшем лет на двадцать. И страшно как-то подходить к нему, что-то сказать надо. А что я ему скажу? Чтобы он держался? Казенные слова, а выразить все, что думаю, невозможно, да и разве можно хотьв чем-то утешить?
И девушка Игоря – очень красивая девушка, которую привели на кладбище под руки, и которая прорыдала во весь голос всю церемонию. И которая села у могилы продолжая рыдать, когда похороны закончились.
И дедушка с бабушкой – очень, очень больные, видевшие в своей жизни все страшное, что может только быть, но даже в самом страшном сне не предполагавшим, что переживут любимого, выращенного ими внука – где взяли они силы простоять всю церемонию как истуканы, без слезинки? Из какого же теста они сделаны?
И еще мне показалось страшным, что вся церемония похорон была организована военными без сучка и задоринки начиная с оружейного залпа и кончая заблаговременно расставленными ящиками с минеральной водой – видно, что есть большой опыт хоронить солдат.
Для чего я все это пишу? Наверное, прежде всего для себя, чтобы еще раз вспомнить Игоря – прекрасного парня, отдавшего за наше будущее свою жизнь.
Израильтян всем этим не удивишь. Но, воззможно, прочтя эти строки, наши зарубежные участники хоть немного поймут ту атмосферу, в которой мы живем . Может быть, лучше поймут нас, таких горячих, нервных, бескомпромисных к врагам. Таким нас делает жизнь.
Спи спокойно, Игорь. Ты защитил собою Мы тебя не забудем никогда.
|
|
