Автор: PS
Дата: 13-02-07 22:06
Из яркой плеяды российских литератаров, утвердившихся в нашей словесности еще в допушкинскую пору, много ли сможем мы теперь назвать имен, не потускневших за два с лишним столетия? Многие ли имена той славной и давно ушедшей эпохи до сих пор отзываются теплотой и искренней любовью в каждом русском сердце, независимо от социального положения, достатка и политических убеждений его владельца? Наконец, многие ли наши писатели удостоились памятников в обеих российских столицах, и удобно расположившись в теплой компании своих бессмертных героев, вот уже много лет наблюдают с высоты бронзовых постаментов сотни и тысячи горожан, с удовольствием приезжающих к их изваяниям для воскресных семейных прогулок?
13 февраля исполняется 139 лет со дня рождения Ивана Андреевича Крылова. Этой замечательной дате посвящается представленный ниже материал, подготовленный мной специально для форума «Грамота.ру» на оcнове статьи Большого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, и других источников. Надеюсь, этот материал будет интересен и полезен преподавателям литературы, их ученикам и всем тем, кто интересуется российской историей и культурой.
И.А.Крылов. Краткое жизнеописание.
Сведения о ранних годах великого русского баснописца крайне скудны. Иван Андреевич Крылов родился по преданию в Москве 2 февраля 1768 (или 1769) года. Отец его Андрей Прохорович умел писать и был большой любитель чтения, но "наукам не учился", служил в драгунском полку, в 1772 году отличился при защите Яицкого городка от пугачевцев, потом был председателем магистрата в Твери и умер в 1778 году, оставив вдову с двумя малолетними детьми. Первые годы детства маленький Ваня Крылов провел в разъездах с семьей, грамоте он выучился дома (после смерти отца к сыну перешел целый сундук книг), а французским языком занимался в семействе состоятельных знакомых. Учился Крылов мало, но читал довольно много. В это время, по словам современника, он "посещал с особенным удовольствием народные сборища, торговые площади, качели и кулачные бои, где толкался между пестрой толпой, прислушиваясь с жадностью к речам простолюдинов". В 1777 году девятилетнего мальчика, как это было тогда принято, записали в гражданскую службу подканцеляристом калязинского нижнего земского суда, а затем тверского магистрата. Но служба эта, по-видимому, была только номинальной, и Крылов считался в отпуске «до окончания ученья». Как бы то ни было, в 1782 году Иван Андреевич Крылов еще числился подканцеляристом, правда "у оного Крылова на руках никаких дел не имелось", и жалованья он, по-видимому, не получал. Скучная рутина провинциальной канцелярской жизни не приносила ни малейшего удовлетворения любознательной натуре мальчика, и в конце 1782 года Иван Андреевич решил отправиться в Петербург вместе с матерью, намеревавшейся хлопотать о пенсии и о лучшем устройстве судьбы сына. Крыловы остались в столице до августа 1783 года, и хлопоты их не были безрезультатны: по возвращении, несмотря на долговременное незаконное отсутствие, Иван Андреевич уволился из магистрата «с награждением чином канцеляриста» и поступил на службу в петербургскую казенную палату. С этого времени жизнь Крылова начала преображаться. Он познакомился с культурной жизнью столицы, завел знакомства среди актеров и литераторов.
В это время большой славой на столичных сценах пользовалась комическая опера «Мельник, колдун, обманщик и сват», написанная учеником Сумарокова сатириком и баснописцем Александром Онисимовичем Аблесимовым. Характерными особенностями этой оперы, отличавшими ее от многих комедий того времени, писанных на французский лад, были тяготение к жизни, к народности и реализму. Подробно и с любовью Аблесимов изобразил крестьянский быт, народные нравы, ввел народный язык; музыка была составлена из русских песен. «Мельник» имел громадный успех, постоянно ставился в Москве и Петербурге и не сходил с русской сцены до 30-х годов XIX столетия. Эта опера произвела на И.А.Крылова сильнейшее впечатление. Под влиянием «Мельника» Иван Андреевич написал в 1784 году оригинальную оперу «Кофейница», существенно переработав сюжет, взятый из журнала "Живописец", издававшегося в ту пору знаменитым просветителем Н.И.Новиковым. Свое первое драматическое произведение начинающий автор отнес к книгопродавцу и типографу Брейткопфу, который дал за текст на 60 рублей книг (Расина, Мольера и Буало), но оперы не напечатал. «Кофейница» увидела свет только в 1868 г. (в издании, посвященном 100-летию Крылова) и считается произведением крайне юным и несовершенным, к тому же написанным неуклюжими стихами. Однако, как отмечают позднейшие исследователи, при ближайшем рассмотрении стихи «Кофейницы» едва ли могут назваться неуклюжими. Просто, они несколько недоделаны, и сохранили все несовершенство черновика. В центре сюжета комедии попытка показать, что новомодность (предмет сатиры Крылова — не столько продажная кофейница, сколько барыня Новомодова) и "свободные" воззрения на брак и нравственность, сильно напоминающие советницу в "Бригадире", не исключают жестокости, свойственной Скотининым. Множество прекрасно подобранных народных поговорок, делают оперу 16-летнего поэта, несмотря на невыдержанность характеров, явлением для того времени замечательным.
Через год после «Кофейницы» Крылов написал трагедию «Клеопатра» (она не дошла до нас) и отнес ее на просмотр знаменитому тогда актеру Дмитревскому. Дмитревский поощрил молодого автора к дальнейшим трудам, но пьесы в этом виде не одобрил. Новую попытку создать полноценное драматическое произведение Крылов предпринял в 1786 году. Увы, попытка снова оказалась неудачной – «трагедия «Филомела» ничем, кроме изобилия ужасов и воплей и недостатка действия, не отличалась от других «классических» тогдашних трагедий». Немногим лучше оказались написанные Крыловым в то же время комическая опера «Бешеная семья» и комедия «Сочинитель в прихожей». О последней М.Е.Лобанов, друг и первый биограф Крылова говорит: «Я долго искал этой комедии и сожалею, что, наконец, ее нашел». (М.Е.Лобанов. «Жизнь и сочинения И. А. Крылова»). Действительно, в ней, как и в «Бешеной семье», кроме живости диалога и нескольких народных «словечек», нет никаких достоинств. Любопытна только плодовитость молодого драматурга, который «вошел в близкие сношения с театральным комитетом, получил даровой билет, поручение перевести с французского оперу: "L'Infante de Zamora" и надежду, что "Бешеная семья" пойдет на театре, так как к ней уже была заказана музыка». Однако в 1787-88 годах еще никому не известный молодой Крылов имел неосторожность написать комедию «Проказники», где вывел на сцену и жестоко осмеял первого драматурга того времени Я. Б. Княжнина (Рифмокрад) и его жену, дочь Сумарокова (Таратора). «Проказники» не только поссорили Крылова с Княжниным, но и навлекли на него неудовольствие театральной дирекции. О сцене пришлось забыть на несколько лет.
Тем не менее, молодого, подающего надежды автора заметили. Значительно позднее, почти в конце жизни, И. А. Крылов разсказывал графине С. В. Строгановой, что первая журнальная похвала на его какое-то сочинение имела на него громадное влияние. «Скажу вам откровенно», - говорил он, - «в молодости я был ленив, да и теперь, признаться, не могу избавиться от этого. Раз, я что-то написал: журнал, который разбирал мой труд, похвалил; это меня заохотило, и я начал трудиться. Сделал ли я что-либо, или нет, пускай судит потомство; только думаю, что не похвали меня тот журнал, не писал бы Иван Крылов то, что он написал в последствии». (Колмаков Н.М. Рассказы об И.А. Крылове // Русский архив, 1865. – Изд. 2-е. – М., 1866. – Стб. 1319-1324.)
В 1788 году Иван Андреевич лишился матери и на его руках остался маленький брат Лев, о котором он всю жизнь заботился как отец о сыне (тот в письмах и называл его обыкновенно "тятенькой"). В казенной палате Крылов получал тогда 80-90 рублей в год, положением своим был недоволен и вынужденно сменил место службы. Приходилось считать копейки. Может быть, именно к этому периоду жизни Крылова относится эпизод, который он впоследствии пересказывал друзьям. Хозяин дома, в котором Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи. В этом контракте было среди прочего написано, чтобы он Крылов был осторожен с огнем, «а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит» по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, 60 тысяч рублей ассигнациями. Крылов подписал контракт и к сумме 60 тысяч прибавил еще два нуля, что составило 6 миллионов рублей ассигнациями. «Возьмите» - сказал Крылов, отдавая контракт хозяину, - «Я на все пункты согласен; но для того, чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 тысяч рублей ассигнациями поставил 6 миллионов. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы».
Выход из стесненного положения Крылов попытался найти в журналистике. В 1789 г. в типографии И. Г. Рахманинова, образованного и преданного литературному делу человека, он начал печать ежемесячный сатирический журнал «Почта Духов», в котором среди других авторов участвовал Paдищев. Изображение недостатков современного русского общества было облечено в фантастическую форму переписки гномов с волшебником Маликульмульком. Сатира "Почты Духов" и по идеям, и по степени глубины и рельефности служила прямым продолжением журналов начала 70-х годов XVIII века (только хлесткие нападки Крылова на Рифмокрада, Таратору и на дирекцию театров вносили личный элемент в общественное звучание журнала). Однако в отношении искусства изображения в «Почте Духов» по сравнению со старинными журналами был сделан крупный шаг вперед. По словам Я. К. Грота, «Козицкий, Новиков, Эмин были только умными наблюдателями; Крылов является уже возникающим художником». «Почта Духов» выходила только с января по август 1789 года, так как имела всего 80 подписчиков. Тем не менее, Крылову удалось временно поправить финансовые дела. 7 декабря 1790 года Иван Андреевич вышел в отставку, приобрел типографию и начал печатать в ней журнал «Зритель», с очень широкой программой, но все же с явной наклонностью к сатире, в особенности в статьях редактора. По этим статьям видно, как расширяется миросозерцание Крылова и как зреет его художественный талант. В это время он уже составляет центр литературного кружка, который вступал в полемику с «Московским Журналом» Карамзина. «Зритель» имел уже 170 подписчиков и в 1793 г. превратился в «Санкт -Петербургский Меркурий». В «Меркурии» были помещены всего две сатирические работы Крылова: «Похвальная речь науке убивать время» и «Похвальная речь Ермолафиду, говоренная в собрании молодых писателей». Последняя, осмеивая новое направление в литературе (под Ермолафидом, т. е. человеком, который несет ермолафию или чепуху, подразумевается, как заметил Я. К. Грот, преимущественно Карамзин) служит выражением тогдашних литературных взглядов Крылова. Он сурово упрекает карамзинистов за недостаточную подготовку, за презрение к правилам и за стремление к простонародности (к лаптям, зипунам и шапкам с заломом). «Меркурий» просуществовал всего один год и не имел особого успеха. В конце 1793 года Крылов уехал из Петербурга, и с 1794 до осени 1795 поселился в Москве, где был принят во многих известных домах (И.И. Бенкендорфа, В.Е. Татищева и др.), приобрёл литературные знакомства. Его имя, однако, попало в полицейский реестр заядлых карточных игроков, из-за чего, по некоторым свидетельствам, Крылов был вынужден покинуть Москву. В 1797 г. он встретился с князем С. Ф. Голицыным и уехал к нему в деревню, в качестве учителя детей, секретаря и помощника. (Во всяком случае не в роли дармоеда-приживальщика, как это иногда представляют). В это время Крылов обладал уже широким и разносторонним образованием (он хорошо играл на скрипке, знал по-итальянски), и хотя по-прежнему был слаб в орфографии, но оказался способным и полезным преподавателем языка и словесности (см. «Воспоминания» Ф. Ф. Вигеля). Для домашнего спектакля в доме Голицына он написал шуто-трагедию «Трумф» или «Подщипа» (напечатанную сперва за границей, а потом в "Русской Старине", 1871 г., кн. III), грубоватую, но не лишенную соли и жизненности пародию на ложноклассическую драму, и через нее навсегда покончил с собственным стремлением извлекать слезы зрителей. В 1801 году князь Голицын был назначен рижским генерал-губернатором, и Крылов определился к нему секретарем. В том же или в следующем году он написал пьесу «Пирог» легкую комедию интриги, в которой, в лице Ужимы, мимоходом задел антипатичный ему сентиментализм. Несмотря на дружеские отношения со своим начальником, 26 сентября 1803 года Крылов вновь вышел в отставку. Что он делал следующие 2 года неизвестно, но некоторые современники рассказывают, что он вел большую игру в карты, выиграл один раз очень крупную сумму, разъезжал по ярмаркам и т.д.
В 1805 г. Крылов снова оказался в Москве и показал знаменитому литератору И. И. Дмитриеву, жившиму тогда в собственном доме в Большом Козловском переулке, свой перевод двух басен Лафонтена: «Дуб и Трость» и «Разборчивая невеста».
Невеста-девушка смышляла жениха;
Тут нет еще греха,
Да вот что грех: она была спесива.
Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен,
И в лентах, и в чести, и молод был бы он
(Красавица была немножко прихотлива)…
(Разборчивая невеста)
По словам М.Е. Лобанова, Дмитриев, прочитав их, сказал Крылову: «Это истинный ваш род. Наконец, вы нашли его». Крылов всегда любил Лафонтена (или Фонтена, как он называл его) и, по преданию, уже в ранней юности испытывал свои силы в переводах басен, а позднее, может быть, и в переделках их; басни и «пословицы» были в то время в моде. Прекрасный знаток и художник простого языка, всегда любивший облекать свою мысль в пластическую форму аполога, к тому же сильно наклонный к насмешке и пессимизму, Крылов, действительно, был как бы создан для басни, но все же не сразу остановился он на этой форме творчества: в 1806 г. он напечатал только 3 басни, а в 1807 г, появляются 3 его пьесы, из которых две имели большой успех и на сцене: это «Модная лавка» (окончательно обработана еще в 1806 г. и в 1-й раз представлена в Петербурге 27 июля) и «Урок дочкам» (сюжет последней свободно заимствован из "Pr é cieuses ridicules" Мольера; представлена в 1 раз в Петербурге 18 июня 1807 года). Объект сатиры в обеих один и тот же, в 1807 г. вполне современный — страсть русского общества ко всему французскому; в первой комедии французомания связана с распутством, во второй доведена до геркулесовых столпов глупости. Третья пьеса Крылова «Илья Богатырь, волшебная опера» написана по заказу директора театров А. Л. Нарышкина (поставлена в 1 раз 31 дек. 1806 г.). Несмотря на массу чепухи, свойственной феериям, «Илья Богатырь» представлял несколько сильных сатирических черт. Эта пьеса особенно любопытна как дань юному романтизму, принесенная таким крайне неромантическим умом как крыловский. Неизвестно, к какому времени относится неоконченная (в ней всего полтора действия и герой еще не появлялся на сцену) комедия Крылова в стихах: «Лентяй»; но она интересна, как попытка создать комедию характера и в тоже время совместить ее с комедией нравов, так как недостаток, изображаемый в ней с крайней резкостью, имел реальные основы в условиях жизни русского дворянства той и позднейшей эпохи.
Герой Лентул
любит лежебочить;
Зато ни в чем другом нельзя его порочить:
Не зол, не сварлив он, отдать последне рад
И если бы не лень, в мужьях он был бы клад;
Приветлив и учтив, при том и не невежа
Рад сделать все добро, да только бы лишь лежа.
В этих стихах угадывается набросок того, что позднее было развито в Тентетникове и Обломове.
Без сомнения, как мы видели выше, Иван Андреевич и в самом себе находил порядочную дозу этой русской слабости и, как многие истинные художники, именно потому и задался целью изобразить ее с возможной силой и глубиной. Однако, все то, что известно о Крылове, не позволяет нам всецело отожествлять его с его героем Лентулом. Это было бы крайне несправедливо: несмотря на грузность и некоторую внешнюю инфантильность, Иван Андреевич был сильным и энергичным человеком, когда это было необходимо. Его лень, его любовь к покою властвовали над ним, так сказать, только с его согласия.
Успех его новых пьес был большой. В 1807 г. современники считали его известным драматургом и ставили рядом со знаменитым Шаховским (см. "Дневник чиновника" С. Жихарева). «Модная Лавка» шла и во дворце, на половине императрицы Марии Феодоровны (см. Арапов, "Летопись русского театра"). Несмотря на это Крылов решился покинуть театр и, следуя совету Дмитриева, всецело посвятить себя басням. В 1808 году Крылов, снова поступивший на службу (в монетный департамент), напечатал в «Драматическом Вестнике» 17 басен и между ними несколько совершенно оригинальных. («Оракул», «Слон на воеводстве», «Слон и Моська» и др.)
Кто знатен и силен,
Да не умен,
Так худо, ежели и с добрым сердцем он.
На воеводство был в лесу посажен Слон.
Хоть, кажется, слонов и умная порода,
Однако же в семье не без урода;
Наш Воевода
В родню был толст,
Да не в родню был прост…
(Слон на воеводстве)
В 1809 году Крылов выпустил первое отдельное издание 23 своих басен. Однако, признание пришло не сразу. Жуковский, в своей статье "О басне и баснях Крылова", написанной по поводу издания 1809 года, сравнивая басни Крылова с баснями Дмитриева, не всегда к выгоде более молодого автора, указывает в языке Крылова "погрешности", "выражения противные вкусу, грубые" и с явным колебанием "позволяет себе" поднимать его кое-где до Лафонтена, как "искусного переводчика" царя баснописцев. Справедливости ради надо отметить, что Крылов и не мог быть в особой претензии на этот приговор Жуковского, так как из 27 басен, написанных им до тех пор, в 17 он действительно "занял у Лафонтена и вымысел, и рассказ". На этих переводах Крылов, так сказать, набивал себе руку, оттачивал оружие для своей сатиры. Но уже в 1811 году он выступает с длинным рядом совершенно самостоятельных (из 18 басен 1811 года документально заимствованных только 3) и часто поразительно смелых басен: "Гуси". "Листы и Корни", "Квартет", "Совет мышей" и др. Вся лучшая часть читающей публики тогда же признала в Крылове огромный и вполне самостоятельный талант; собрание его "Новых басен" стало во многих домах любимой, настольной книгой. Крылов стал писателем в такой степени национальным, каким до тех пор не был никто другой.
С этого времени жизнь И.А.Крылова - это ряд непрерывных успехов и почестей, по мнению огромного большинства его современников - вполне заслуженных. 16 декабря 1811 года Крылов был избран членом Российской Академии, 14 января 1823 г. получил от нее золотую медаль за литературные заслуги, а при преобразовании Российской Акдемии в отделение русского языка и словесности академии наук (1841) был утвержден ординарным академиком (по преданию, император Николай I согласился на преобразование с условием, "чтобы Крылов был первым академиком").
Одновременно с литературным успехом и общественным признанием улаживаются многолетние финансовые неурядицы Крылова. В 1810 году он вступает помощником библиотекаря в Императорскую публичную библиотеку, под начальство своего прежнего покровителя А. Н. Оленина и ему назначается пенсия в 1500 рублей в год, которая впоследствии (28 марта 1820 г.), "во уважение отличных дарований в российcкой словесности", удваивается, а еще позднее (26 февр. 1834 г.) увеличивается вчетверо, при чем Крылов возвышается в чинах и в должности (с 23 марта 1816 г. он назначен библиотекарем), что было в ту пору важно в плане социального статуса. При выходе в отставку (1 марта 1841 г.) И.А. Крылову "не в пример другим", назначается в пенсию полное его содержание по библиотеке, так что всего он получает 11700 рублей ассигнациями в год.
В год отечественной войны Крылов становится политическим писателем, именно того направления, которого держалось большинство русского общества. Также ясно политическая идея видна и в баснях двух последующих годов, например "Щука и Кот" (1813; эта басня, по уверению Н.М. Колмакова, «написана была на адмирала Чичагова, командовавшаго в 1812 году Дунайскою армиею и князя Кутузова Смоленскаго. Ариергард армии Чичагова при г.Борисове имел неудачное дело с французами, и сам Наполеон успел прорваться сквозь Дунайскую армию при Березине.») и «Лебедь, Щука и Рак» (1814; она имеет в виду не венский конгресс, за полгода до открытия которого была написана, а выражает недовольство русского общества действиями союзников Александра I).
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник:
И дело не пойдет на лад,
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней;
Он лучше дело все погубит
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей…
Спросить иль выслушать разумного совета.
(Щука и кот)
В 1814 г. Иван Андреевич написал 24 басни, все до одной оригинальные, и неоднократно читал их при дворе. По вычислениям исследователей, на последние 25 лет деятельности Крылова падает только 68 басен, тогда как на первые двенадцать-140.
Сличение рукописей И.А.Крылова и многочисленных изданий показывает, с какой необыкновенной энергией и внимательностью этот в других отношениях ленивый и небрежный человек выправлял и выглаживал первоначальные наброски своих произведений, и без того, по-видимому, очень удачные и глубоко обдуманные. Набрасывал он басню так бегло и неясно, что даже ему самому рукопись только напоминала обдуманное. Потом он неоднократно переписывал ее и всякий раз исправлял, где только мог. Больше всего Крылов стремился к пластичности и возможной краткости, особенно в конце басни - нравоучения, очень хорошо задуманные и исполненные, он или сокращал, или вовсе выкидывал (чем ослаблял дидактический элемент и усиливал сатирический), и таким образом упорным трудом доходил до своих острых, как стилет, заключений, которые быстро переходили в пословицы. Таким же трудом и вниманием он изгонял из басен все книжные обороты и неопределенные выражения, заменял их народными, картинными и в то же время вполне точными, исправлял постройку стиха и уничтожал так называемые "поэтические вольности". И упорный труд дал необходимые результаты: по силе выражения, по красоте формы басни Крылова - верх совершенства. Гоголь писал, что басни Крылова стали "... книгой мудрости самого народа" (Гоголь Н. В., Собр. соч., т. 6, 1953, с. 166). Подлинная народность, живописный и неиссякаемый по своему богатству язык сделали творчество Ивана Андреевича Крылова вершиной развития русской басни, поставили писателя в ряд мировых корифеев этого жанра. По поводу басни Крылова "Крестьянин и овца" В. Г. Белинский писал, что это "... поэтическая картина одной из сторон общества, маленькая комедийка, в которой удивительно верно выдержаны характеры действующих лиц..." (Белинский В.Г., Полн. собр. соч., т. 8, 1955, с. 574).
Язык Крылова действительно ярок и образцово точен, но все же и у него иногда встречаются, свойственные допушкинской словестности неправильные ударения и неловкие выражения ("со всех четырех ног" в басне "Лев, Серна и Лиса", "Тебе, ни мне туда не влезть" в басне "Два мальчика", "Плоды невежества ужасны таковы" в басне "Безбожники" и т. д.). Однако в мастерстве рассказа, в рельефности характеров, в тонком юморе, в энергии действия Крылов - истинный художник необыкновенного таланта. Басни его в целом — не сухая нравоучительная аллегория и даже не спокойная эпопея, а живая стоактная драма, со множеством прелестно очерченных типов, истинное «зрелище жития человеческого». Ни в журналах, ни в своих баснях Крылов был не дидактиком, а ярким сатириком, и притом не таким, который казнит насмешкой недостатки современного ему общества, в виду идеала, твердо внедрившегося в его душе, а сатириком-пессимистом, плохо верящим в возможность исправить людей какими бы то ни было мерами и стремящимся лишь к уменьшению количества лжи и зла. Когда Крылов по обязанности моралиста, пытается предложить "главнейшие правила добродетельных поступков", у него это выходит сухо и холодно, а иногда даже и не совсем умно (см. напр. "Водолазы"); но когда ему представляется случай указать на противоречие между идеалом и действительностью, обличить самообольщение и лицемерие, фразу, фальшь, тупое самодовольство, он является истинным мастером. Поэтому едва ли уместно требовать от всех его басен проповеди гуманности и душевного благородства. У него другая задача — казнить зло безжалостным смехом.
Важное историко-литературное значение Крылова также не подлежит сомнению. Как в век Екатерины рядом с восторженным Державиным был необходим пессимист Фонвизин, так и в противоречивый век Александра, век Сперанского и Аракчеева, был необходим Крылов. Действуя рядом с Карамзиным и Жуковским, он представлял им противовес, без которого наше общество могло бы зайти слишком далеко по пути мечтательной чувствительности или, напротив, шпицрутена.
Пушкин отмечал глубокое национальное своеобразие басен Крылова, которое он видел в "... веселом лукавстве ума, насмешливости и живописном способе выражаться..." (Пушнин А.С., Полн. собр. соч., т. 7, 1958. с. 32)., и в языке, и в идеях, и в образах. Крыловские звери, птицы, рыбы и даже неживые предметы – это истинно русские люди, каждый с характерными чертами эпохи и общественного положения. Добродушный вол и вечно обиженные овцы у него единственные положительные типы, а басни: "Листы и Корни", "Мирская сходка", "Волки и Овцы" выдвигают Крылова далеко вперед из среды тогдашних идиллических защитников крепостного права. Иван Андреевич Крылов избрал себе скромную поэтическую область, но в ней был крупным художником; идеи его не высоки, но разумны и прочны; влияние его не глубоко, но обширно и плодотворно.
2 февраля 1838 года в Петербурге праздновался 50-летний юбилей литературной деятельности И.А.Крылова, и по свидетельствам современников он прошел «с такою торжественностью и вместе с тем с такою теплотой и задушевностью, что подобного литературного торжества нельзя указать раньше знаменитого Пушкинского праздника в Москве».
Иван Андреевич Крылов скончался 9 ноября 1844 г. В довершение рассказа, приведем несколько коротких достопамятных рассказов, проливающих дополнительный свет на эту колоритнейшую фигуру российской словестности (сохранена орфография оригинала):
*
И. А. Крылов, в последних годах своей жизни, почасту обедал у графини Софьи Владимировны Строгановой, урожденной княжны Голицыной, умершей 5 марта 1845 года. В тот день, когда Крылов предполагал обедать у графини, он сам или посланный его заезжал обыкновенно утром в ея дом (на Невском Проспекте, у полицейскаго моста) и объявлял об этом швейцару. Само собою разумеется, что такое заявление тотчас докладывалось графине и было некоторым образом выражением того, чтобы к обеду непременно были кулебяка и щи. Кушанья сии, по замечанию Ивана Андреевича Крылова, были самыя удобоваримыя для его простой русской натуры.
В столовой графини, над самым обеденным столом, висело несколько люстр, украшенных довольно крупными хрустальными гранями, старинной работы. На гранях сих отсвечивал солнечный свет самыми разнообразными радужными цветами. Во время обеда, в котором участвовал Иван Андреевич, посетители графини вели разговор о том, хорошо ли сделал император Петр Великий, что основал Петербург, и не станет ли город этот, при дальнейшем своем существовании, вопреки желанию своего основателя, подвигаться постройками далее вверх по реке Неве. Спор был довольно жаркий и, разумеется, как всегда при споре, одни были одного мнения, а другия другаго. Иван Андреевич все время молчал и усердно трудился над своей кулебякой. Графиня Софья Владимировна, как бы желая вовлечь его в разговор, выразила ему свое удивление о том, что такой важный предмет, как постройка Петербурга, подвергается с давняго времени столь разнообразным и многосторонним толкам.
— Ничего тут нет удивительнаго, возразил совершенно спокойно Иван Андреевич, и чтобы доказать вам, что я говорю истину, прошу вас, графиня, сказать, какого цвета кажется вот эта грань, спросил он, указывая на одну из граней люстры, висевшей над столом.— Оранжеваго, отвечала графиня.—А вам, спросил Иван Андреевич гостя, сидевшаго с левой стороны графини. — Зеленоватый, отвечал последний. А вам, продолжал Иван Андреевич, указывая на гостя, сидевшаго направо от графини. — Фиолетовый. А мне, заключил он, синей — Все умолкли. Удивление выразилось на лицах гостей, потом все засмеялись. Все зависит от того, сказал Иван Андреевич, принимаясь снова за кулебяку, что все мы, хотя и смотрим на один и тот же предмет, да глядим то с разных сторон.
После сего разговор о Петербурге не продолжался.
Здесь кстати нелишним считаю сказать, что когда Крылов обедал у гр. С. В. Строгановой, то все гости и домашние непременно должны были говорить по-русски. Это было законом. Если же кто либо не взначай нарушал его, то графиня тотчас останавливала нарушителя.
После обеда И. А. Крылов нередко читал свои басни, последняго сочинения. Пишущий сии строки слышал: Кукушку и Воробья и Вельможу. (Колмаков Н.М. Рассказы об И.А. Крылове // Русский архив, 1865. – Изд. 2-е. – М., 1866. – Стб. 1319-1324.)
*
Известно, что Крылов любил хорошо поестъ и ел очень много. Садясь за стол в английском клубе, членом котораго он состоял до смерти, он повязывал себе салфетку под самый подбородок и обшлагом стирал с нея капли супа и соуса, которые падали на нее; от движения салфетка развязывалась и падала, но он не замечал и продолжал обшлагом тереть по белому жилету (который он носил почти постоянно) и по манишке. Каждаго подаваемаго блюда он клал себе на тарелку столько, сколько его влезало. По окончании обеда, он вставал и, помолившись на образ, постоянно произносил: „Много-ли надо человеку?" что возбуждало общий хохот в его сотрацезниках, видевших, сколько надобно Крылову. (Рассказы об И.А. Крылове / Сообщ. В.Ф. Кеневич, С.А. Соболевский // Русская старина, 1870. – Т. 2. – Изд. 3-е. – СПб., 1875. – С. 626-627.)
*
Находчивость и острота обнаруживались у Крылова иногда в самых мелких, незначительных случаях.
Однажды на набережной Фонтанки, по которой он обыкновенно ходил в дом Оленина, его нагнали три студента, из коих один, вероятно, не зная Крылова, почти поровнявшись с ним, громко сказал товарищу:
— Смотри, туча идет.
— И лягушки заквакали, спокойно отвечал баснописец в тот же тон студенту.
(Рассказы об И.А. Крылове / Сообщ. В.Ф. Кеневич, С.А. Соболевский // Русская старина, 1870. – Т. 2. – Изд. 3-е. – СПб., 1875. – С. 626-627.)
*
Рассказ ближайшего друга Пушкина С.А.Соболевского:
Пушкин прочел «Бориса Годунова» Крылову, зная вперед, что Ивану Андреевичу, строгому классику, не может быть понутру такая не классическая драма. Крылов слушал прилежно и очень хвалил частности, но не сказал ни слова о целом сочинении. Тогда его спросил Пушкин:
— Верно вам не нравится мой „Борис"?
В ответ на это <последовал от И. А. аполог, кончавшийся так>: „проповедник говорил, что всякое создание Божие есть верх совершенства. Горбун с горбами спереди и сзади подошел к кафедре проповедника, показал ему свои горбы и спросил его: „неужели и я верх совершенства?" a проповедник, удивившись его безобразию, ответил: „да, между горбунами горбатее тебя нет, ты совершеннейший горбун. Так и твоя драма, Александр Сергеевич; она наипрекрасна в своем роде", прибавил Иван Андреевич. Это было при Жуковском. (Рассказы об И.А. Крылове / Сообщ. В.Ф. Кеневич, С.А. Соболевский // Русская старина, 1870. – Т. 2. – Изд. 3-е. – СПб., 1875. – С. 626-627.)
*
Графиня С. В. Строганова однажды спросила Крылова, зачем он не пишет более басен? — Потому, отвечал Крылов, что я более люблю, чтобы меня упрекали для чего я не пишу, нежели дописаться до того, чтобы спросили, зачем я пишу. (Колмаков Н.М. Рассказы об И.А. Крылове // Русский архив, 1865. – Изд. 2-е. – М., 1866. – Стб. 1319-1324.)
|
|
